Детская мечта сбылась. Сын Максим давно уже неравнодушен к Америке. Проходил там журналистскую практику, когда работал в ТАСС. Побывал в одной из индейских резерваций. Обзавёлся друзьями и приятелями. Оставив журналистику, стал дайвером. Инструктором по подводному плаванию. В том числе - и пещерному. Во Флориде в Джинни-спрингс протекает быстрая и прозрачная речка Санта-Фэ, где со всего света собираются дайверы. Под рекой – как будто сказочный крот вырыл своё царство с многочисленными залами, покоями и разветвлённой сетью дворцовых коридоров. Вода и летом и зимой – 21 градус. Наверху резвятся взрослые и дети. А внизу – недоступные глазу маршруты дайверов. Они словно проваливаются в глубину посреди реки. У берегов бродят цапли, греются на солнышке на упавших деревьях и корягах черепахи, где-то таятся водяные змеи. Снуют стаи рыбёшек, водится и рыба покрупнее. Картина почти что первозданного мира. Идиллия – одна из немногих оставшихся на нашем шарике.
И вот я здесь – купаюсь, загораю. Угощаю безбоязненных белок земляными орехами. Максим – в пещерах. Внук Ваня плещется, ныряет в реке – вылезает ненадолго на берег, чтобы согреться.
Слышу в реке знакомую речь. Русская семья с Урала, трое детей. Вот куда заносит нашего брата Судьба. Уже успели обжиться на чужбине. А на речке проводят свободные дни. Разбили палатку, кашеварят. Весёлые, довольные. Общительные – охотно рассказывают о своей жизни в Америке. Родину вспоминают, но без разъедающей душу ностальгии.
- Весь секрет удачи здесь – надо вкалывать, – говорит глава семейства. – Чтобы хорошо жить, соседи горбатятся на двух, а то и трёх работах. Мне повезло – хозяин доволен, я и часовщик и ювелир в одном лице. Квартира, машина – что ещё надо? Дети учатся, русский не забывают. Собираюсь перетащить сюда брата с Урала…
Ну, а мы живём у друга Максима – закоренелого холостяка Реджи Росса. Большой дом. У каждого из москвичей – свои покои. Всё это – в небольшом городке Гейнсвил. Американская провинция, глубинка. Вокруг фермерские владения. С обширными полями и пастбищами, лесными участками. Встречаются виллы, но в основном – дома скромные, одноэтажные, похожие на бараки, только весьма ухоженные. Помните «Одноэтажную Америку»? Нередко с двумя входами – для старшего и младшего поколений. Перед домами – две, а то и три, и четыре машины. Тут же сельхозтехника. Людей почти не видать: когда и где работают? А живут – по всему видно – справно, не бедствуют, на жизнь не жалуясь. Много сосняков – иголки служат сырьём для парфюмерной промышленности. Плантации кукурузы, земляного ореха, ещё каких-то злаков и растений. На пастбищах – коровы, лошади, кое-где бизоны, буйволы.
Однако я забежал вперёд. Знакомство с Америкой начинается с аэропорта. Орландо. Мраморные полы. Гладкие как гладильная доска. Или, если угодно, как бока упитанного скота. Киоски на каждом шагу, где можно утолить жажду и голод, купить всё, что нужно для путешествия.
Дороги – когда у нас будут такие? И такие водители – вежливые, предупредительные, всегда готовые уступить, если даже ты и не совсем прав. Не «подрезают», не вихляют из ряда в ряд. Сигналят только в случае крайней нужды.
И вот она, Америка постепенно вырисовывается перед взором. Как силуэт, обретающий всё более чёткие черты, телесность, плоть.
Ухоженная , как дама, следящая за собой с утра до вечера и с вечера до утра. Чистая -до стерильности. Вежливая и любезно-улыбчивая. И – увы! – толстая. Постоянно что-то жующая и пьющая. Целые семьи от мала до велика – друг друга толще. И белые и чернокожие. Жуют и пьют на ходу – и не только в увеселительных местах. Нигде и никогда не доводилось видеть столько тучных. Жаль! И как хорошо, что американцы решили дать бой ожирению. Уверен, что справятся. Как справились и справляются со многим другим. Американская хватка должна помочь в борьбе с таким неуступчивым противником, как вес и обжорство.
Дом Реджи и соседские дома похожи и непохожи друг на друга – как люди. Но все почти безупречны с архитектурной точки зрения, вписаны в ландшафт, в гармонии с окружением. На придомных владениях – кустарники. Цветов, требующих неусыпного ухода, мало. Никто не копается в грядках – их нет.
На улицах перед домами – контейнеры. Одни – для бутылок, стекла. Другие- для картона, бумаги. Третьи – для пластиковых отходов. Четвёртые – для древесного мусора. По утрам в понедельник приезжали два микроавтобуса. Бригада чистильщиков расторопно наступала на хилые цепи воскресного времяпрепровождения. Вооружённая мётлами, совками и какими-то орудиями, напоминающими миноискатели, скорее всего, металлоискателями. Они были подключены к батареям за спинами охотников за мусором. От силы час – и вся территория была вылизана, как собачья шерсть у чистоплотного животного. Гуляй босиком – если хочешь. Любо-дорого посмотреть на такую работу. Поверьте – это было захватывающее зрелище.
Американцы оставили у меня двойственное впечатление. Критиковать их – значит вступать в спор с сыном Максимом. Он «прикипел» к Америке, как и я – к Германии. Но что есть – то есть, а мнения на сей счёт могут расходиться. Единодушие бывает только – сами знаете, где. Видел я в Америке мало, с американцами общался тоже мало. Частные случаи обобщать не собираюсь. И поведаю только о том, с чем довелось столкнуться.
Едем мы из аэропорта домой к Реджи. По дороге заглядываем на одну из ферм. Надо забрать оставленных на передержку двух его австралийских овчарок. Из продолговатой одноэтажки выходит хозяйка. Встречает широкой улыбкой, её достаётся и мне с внуком. Она – заводчица. Ведёт нас сразу в подсобку – и взрослые питомцы и молодняк столь же радушно встречают гостей. Выслушав короткий рассказ о четвероногих, выходим из дома. Палит солнце. Дом открыт ему со всех сторон. Укрыться негде. Рядом одно дерево, не дающее тени. Появился хозяин – тоже с любезной улыбкой. Ну, думаю, от жажды не умрёшь. Долго простояли на солнцепёке за разговором о том, о сём. И обменялись прощальными улыбками – у меня она, наверное, выглядела кислой.
Потом была ещё одна встреча. Она сгладила впечатление от первой. Билл Острайх – приятель Максима – живое воплощение радушия. Вполне сравнимого с русским гостеприимством. Встретил нас, как будто знакомы с детства. Внука Ваню посадил на детский мотоцикл и отправил кататься со своими мальчишками. Их у него – трое, один – свой, а другие – приёмные, братья из России. Жаль, что по-русски уже не говорят. От американских детей – не отличишь. По всему видно: живётся им как у Христа за пазухой. Хозяйки пока нет – она ещё в семейном магазинчике снаряжения для подводного плавания. Но Билл способен заменить хозяйку – и не одну. Отправляет в магазин за недостающими продуктами оказавшуюся в гостях у него молодую пару. Достаёт из холодильника-морозильника провизию. И не прекращая разговора, готовит стол, , да так ловко и споро, что можно подумать: другого, более важного дела у него нет. Когда стол уставлен всевозможными обильными закусками, появляется хозяйка Диана – очаровательная, с первого взгляда располагающая к себе. Придирчиво оглядывает стол, словно соревнуясь с мужем в сноровке, дополняет убранство – так опытный художник несколькими мазками завершает картину. Не менее приятное впечатление оставила и застольная беседа.
Были и другие встречи и другие разговоры. И пища для журналистских наблюдений. Мне показалось: за неизменной внешней любезностью зачастую нет глубокого к тебе интереса. Гуляешь по улице, встречаешь кого в лесу – лицо встречного расплывается в улыбке. Этой внешней культуре нам ещё поучиться. Однако и при более частом и продолжительном общении сохраняется какая-то дистанция, равнодушный холодок что ли. Дальше этикета интерес к другому не заходит. Повторюсь: не хотел бы обобщать, наверняка нужно побольше времени, чтобы попытаться разглядеть, если это вообще возможно, натуру другого народа. Чужая душа – потёмки. И ещё показалось мне: не очень-то щедры американцы, прижимисты. У Максима – другое объяснение: практичны, мол, рациональны, знают цену деньгам. И всему остальному. Ну, что ж, ему, может, и виднее: опыт общения с американцами у него куда обширней.
Мне же хочется поделиться тем, что нас сближает, объединяет в представлениях о жизни и её ценностях.
Прозвенел звонок, когда остался один в доме, который стал мне если не родным, то и не чужим. Выхожу – и вижу только спину быстро уходящего человека. У двери – картонки. Заказ по интернету. Довольно дорогой. Картонки могут простоять и целый день – их никто не возьмёт. Так повторялось несколько раз. Такие же коробки видел и у дверей других домов.
Высокий непроницаемый забор в Гейнсвиле – редкость. Как бельмо на глазу. Участки открыты для взоров: гуляй – и смотри, кто как живёт, кто что посадил, какую машину (или какие) держит. Всё – на виду. Соседи видят друг друга. Такие же, едва различимые, условные границы и между фермами. Межевой камень, низенький штакетник, неприметные столбики – никаких высоченных, массивных, из бетонных плит заграждений, преодолеть которые могут разве что тяжёлые танки. Вот вам и частная собственность – в первородном виде…
Улавливаете мою мысль? Как в старых Вербилках, где люди не отгораживались друг от друга. Не боялись, что кто-то позарится на чужое добро. И тишина. В Вербилках ещё нарушал её заводской гудок или сиплый голосок «кукушки». А в Гейнсвиле лишь шелестение редко проезжающих машин.
Главное же сходство: размеренная, спокойная, упорядоченная, надёжно спрограммированная жизнь. Жизнь по законам природы и благополучного общества. По раз и навсегда заведённому укладу. Надёжная, безопасная, не внушающая тревог.
Скептик ухмыльнётся: нашёл что сравнивать! И будет прав. Но только в том, что касается уровня жизни, комфорта, материального благополучия, архитектуры. В Гейнсвиле нет кричащей, вопиющей разницы в достатке, нет рядом с богатыми особняками домов, годящихся скорее на слом, похожих на бараки и лачуги. Нет унижающей разницы между богатством и нищетой – сплошной средний класс, который мы так хотим видеть у себя. Реджи – владелец хозяйственного магазина, типичный представитель этого класса. Миллиардеры и миллионеры не в счёт – они уже не в диковинку и в России.
Не сбылись прекраснодушные мечты великих утопистов прошлого. Не оправдали ожиданий и капитализм и социализм. Советский Союз исчез, не сумев соединить коллективизм и частный интерес, сберечь свои эпохальные достижения – социальное равенство, бесплатные образование, медицину, право на безвозмездное жилище, право на обеспеченные детство и старость. Но вряд ли капитализм может чувствовать себя победителем. И победителей судят. Да ещё как! Едва ли кто отважится сказать: идеальный строй.
Побывав во многих странах Европы, пожив в двух мирах – социалистическом и капиталистическом – могу взвесить – на своих, разумеется, - весах их достоинства и недостатки. Недоставало мне только одного звена – знакомства с главной, ведущей страной «победившего» капитализма. Теперь оно есть. Так какая же гирька перевешивает? С точки зрения общественного самочувствия, удовлетворённости жизнью я предпочёл бы старые Вербилки. А с точки зрения комфорта, конечно же, - Гейнсвил. Напрашивается, может показаться, завиральная идея: вот бы соединить одно с другим. Этакий социальный гибрид. Симбиоз. Но так ли уж случайно возникла новая утопия – конвергенция? Тоже, на мой взгляд, великая и трудно осуществимая. Но имеющая право на существование – и в мыслях и в делах. Без утопий человечество – что птица без крыльев.
Великое начинается с малого. Цивилизация зародилась в океане – с простых микроорганизмов. Что-то вроде амёб.
Гоголевская Агафья Тихоновна в «Женитьбе» рассуждает: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазаровича, да, пожалуй, прибавить к этому ещё дородности Ивана Павловича…» Что это – наивность, блажь, пустая мечта простушки? Как посмотреть. А если это – в простейшем виде – не вековечная мечта о совершенстве человека? И это представление разве нельзя распространить на всё человеческое сообщество?
В роли Агафьи Тихоновны оказывались многие изощрённые умы. Заглянем в стенограмму беседы И.В.Сталина с английским писателем Г.-Д.Уэллсом. 1934 год После поездки в США писатель приходит к выводу: Ленин в своё время сказал, что надо «учиться торговать», учиться этому у капиталистов. Ныне капиталисты должны учиться у вас постигнуть дух социализма».
Добавлю: капитализм оказался более способным учеником, чем его антипод. Перенял кое-что из системы планирования, дабы обезопасить себя от чрезмерной анархии, стихии хаоса. Позаимствовал ярко выраженный подход к социальной политике, к элементарной социальной справедливости, к тому, что потом назовут «народным капитализмом» и смешанной экономикой. А социализм, как заднескамеечник, не усвоил уроков частного интереса, изобретательного предпринимательства, этой его жилки и хватки, без чего нет успешной продуктивной экономики.
Уэллс, обращаясь к И.В.Сталину, продолжает: «Мне кажется, что в Соединённых Штатах речь идёт о глубокой реорганизации, о создании планового, то есть социалистического хозяйства. Вы и Рузвельт отправляетесь от двух разных исходных точек. Но не имеется ли идейной связи, идейного родства между Вашингтоном и Москвой (подчеркнуто мною.- Вл.К.). Мне, например, бросилось в глаза в Вашингтоне то же, что происходит здесь: расширение управленческого аппарата, создание ряда новых государственных регулирующих органов, организация всеобъемлющей общественной службы».
Что это как не предтеча теории конвергенции? И вот что интересно. Сталин не опровергает представителя иного мира. «Рузвельтовские лозунги «нового порядка» имеют колоссальный эффект и, по-моему, являются социалистическими лозунгами. Мне кажется, что вместо того, чтобы подчёркивать антагонизм между двумя мирами, надо было бы в современной обстановке стремиться установить общность языка между всеми конструктивными силами».
Разве не этим мы занимаемся ныне?
Г.Уэллс без обиняков осудил «прямолинейную пропаганду классовой борьбы», назвал
нонсенсом» примитивный антагонизм». И вместе с тем увидел будущее человечества – привожу его мнение – в лучшей организации, лучшем функционировании человеческого коллектива, то есть социализма. «Ведь социализм, с одной стороны, и индивидуализм – с другой не являются такими же антиподами, как чёрное и белое. Между ними имеется много промежуточных стадий. Имеется индивидуализм, граничащий с бандитизмом (не этим ли страдаем мы ныне в капиталистической России?- Вл.К.) и имеется дисциплинированность и организованность, равносильные социализму».
Нынешним хулителям социализма не худо бы прислушаться к этому суждению.
Итак, чёрное и белое вовсе не так уж противоположны, несоединимы. Есть промежуточная стадия, а именно конвергенция. Крайности сходятся! Припомним и ленинский призыв к «коренной перемене всей точки зрения нашей на социализм», его пристальный интерес к практике и механизмам рыночной экономики.
Мысли, высказанные в тридцатых годах прошлого века, так или иначе преломлялись во многих головах.
«Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись…» У этого суждения Редъярда Киплинга немало сторонников. Однако и немало противников.
«Худо всё, что разъединяет людей, а хорошо и нравственно всё, что их соединяет». Таково убеждение такого мудреца, как Лев Толстой. А вот о чём мечтал Виктор Гюго: Настанет день, когда ты, Франция, ты, Россия, ты, Италия, ты, Англия, ты, Германия, - все вы, все нации континента, не утрачивая ваших отличительных черт и вашего великолепного своеобразия, все неразрывно сольётесь в некоем высшем единстве и образуете европейское братство…»
Путь к такому братству долог, тернист, но всё же, думается, именно им идёт человечество, не без труда стряхивающее со своих плеч доспехи вражды, закоренелые предубеждения, кажущиеся незыблемыми «вечные истины».
Дискуссия о синтезе позитивных сторон двух способов производства продолжается. С приливами и отливами. Но непрерывно, без остановки. Завоевала право на обсуждение и концепция перерастания капитализма в социализм. Китайский учёный Лу Цунминь убеждён, что современный капитализм «вступил в стадию перехода к социализму». Другие философы придерживаются менее радикального мнения: в капиталистическом обществе происходит накопление тех качеств, которые присущи социалистическому устройству общества.
Ясен только исходный пункт поиска «совершенного общества». Его чётко сформулировал Роберт Конквест, автор «Большого террора»: «Идеального порядка нет нигде». Но столь же очевидно и стремление к идеалу общественного устройства. Ни костры инквизиции, ни гильотины и виселицы, ни концлагеря и гулаги не смогли истребить извечную тягу к лучшей жизни, чем она есть. Каждое новое поколение задаётся вопросом: где эта обетованная земля, как туда попасть и кого выбрать в поводыри?
Социализм в послевоенном мире не использовал свои возможности. Многообещающие попытки соединить его с утраченной, деформированной демократией были предприняты в Венгрии. Написал об этом – и вызвал неудовольствие – в ЦК КПСС. Следил, как расцветала «пражская весна», набивал папку вырезками из служебного ТАССа. На глазах рождался «социализм с человеческим лицом». Пока его не переехали гусеницы танков. Прав был Людвиг Вацулик (Один из авторов “Две тысячи слов»): «На мой взгляд, в посттоталитарных странах должны были бы формироваться системы, построенные на уроках как социализма, так и капитализма». Не получилось.
В то же время и капитализм затоптался на месте, не угнался за прогрессом, а в чём-то и деградировал. Другой польский философ – Вацлав Белоградский сказал об этом так: «Капитализм развился уже настолько, что почувствовал силы избавиться от демократии». Вот что значит оказаться без достойного соперника, без системы сдержек и противовесов. Начался социальный откат, когда у общества отбирают его социальные завоевания.
Не знаю, убедил ли я читателя, сравнивая Вербилки моего детства и современный Гейнсвил, где побывал в 2007 году. Но мне хотелось соединить понравившиеся черты двух посёлков из российской и американской глубинки. Так похожих и не похожих друг на друга. Гоголевской Агафье Тихоновне не удалась жениховская конвергенция. Жених Иван Кузьмич Подколесин не пожелал сочетаться законным браком , сбежал в последний момент через окно. Отправятся ли под венец конвергенции социализм и капитализм, закончится ли длительная приглядка друг к другу, долгое сватовство хотя бы гражданским браком – по воде вилами писано. Но, может быть, всё-таки стерпится – слюбится. Терпение у Истории есть, а пути её неисповедимы.
Почему заговорил о конвергенции, спросит иной читатель. Да потому, что довелось пожить в двух мирах. Знаю кое-что о них. Не понаслышке. Могу взвесить их достоинства и недостатки. На своих, разумеется, весах. Так что конвергенция для меня – не отвлечённое понятие. И тем более не пустой звук. И стараюсь – на бытовом уровне – «химичить», смешивать субстраты в одной колбе. Не сказал бы, что всё удаётся. Но не зря же существуют коктейли. Гибриды. И если в обыденной жизни получается соединить то, что показалось примечательным и полезным в жизни двух миров, то это возможно и в планетарном масштабе. Будь помоложе и обладай даром фантастов, начал бы глобальный эксперимент с российских Вербилок и американского Гейнсвила. Гоголевская Агафья Тихоновна и, скажем, герои американского фантаста Рэя Брэдбери были бы довольны. Ведь Земля обетованная и люди с головой и сердцем Дон Кихота существуют – пусть пока ещё в наших мыслях, мечтах, фантазиях. И путь к этой Земле и к этим Людям, к более совершенной модели общества немыслим без Факела мечты об идеале. «Лучшее из времён» (Рэй Брэдбери) – не позади, а впереди. Оно ждёт терпеливых, упорных, находчивых. И возвышенных, одухотворённых. Не приземлённых, а умеющих воспарять.